Вот удивительный тренд последнего времени — закрытый музей работает и зарабатывает больше, чем открытый. Стоило, например, в 2010 году закрыться на реконструкцию парижскому Музею Пикассо, и сразу его шедевры разлетелись по Европе, собирая очереди на временных выставках (Москве, конечно, тоже перепало — гастроли прошли в ГМИИ). То, что с закрытием на реконструкцию Екатерининского дворца Петергофа его вещи не осели в 32-х других входящих в этот музейный комплекс зданиях, а переехали в Царицыно — отрадный знак нашего европейского мышления. Как говорила на открытии директор «Царицыно» Елизавета Фокина, «незачем нынче брать дорогие билеты на «Сапсан», в Москве появилась часть самого популярного загородного парка Петербурга». Стоит добавить — не просто часть, а весь дворец с претензией на целостность и аутентичность.
Одно дело, когда из закрытого дома в путь отправляются картины, и совсем другое — перенести из одного музея в другой все содержимое дворца, сохранив самое ценное — ансамбли залов, где один предмет вступает в диалог с другим. Вырвешь одну деталь — и вот уже перед глазами не шедевр эпохи ампира, а антикварная лавка. Для того чтобы гастроли петергофского скарба прошли успешно, в помещениях Большого дворца дизайнер Юлия Наполова возвела коробки-подиумы, внутри которых разместили все самые примечательные интерьеры: свои спектакли здесь разыгрывают Парадный зал, Парадная опочивальня, кабинет Александра I, Зеленая гостиная и, конечно, Парадная столовая с со знаменитым Гурьевским сервизом на 50 персон (1809–1824). Все это очень напоминает тотальные инсталляции Ильи Кабакова, только вместо признаков советской повседневности тут застывший вне времени и пространства имперский быт постнаполеоновского времени.
Екатерининский корпус Монплезира (именно таково точное название музея) как минимум трижды менял свой облик и внутреннее наполнение. Построенный для увеселений Елизаветы Петровны в середине XVIII века, этот одноэтажный дворец при Екатерине Великой очистился от барочной мишуры и, отмеченный сдержанным классицизмом Кваренги, стал местом для нормальной жизни (сама Екатерина прожила тут 15 лет и отсюда в 1762 году отправилась придушить супруга, чтобы стать самодержицей). Современная версия принадлежит времени русского триумфа над Наполеоном — страна-победительница экспроприировала не только Царство Польское, но еще и стиль поверженной империи. Отсюда страстное увлечение мебелью «жакоб» с оловянными линиями по красному дереву, бюсты философов на столах, кровати-ладьи с резными изголовьями и, конечно, имперская посуда — фарфор Гурьевского сервиза тем и славен, что, вынесенный на десерт, он предлагал за ужином оценить все разнообразие народов, населявших великие земли: от малороссов до «самоедов» (жителей Севера), а также все типажи простого люда — купцов, трактирщиков, кучеров и кисельщиков.
Кроме декоративного богатства здесь найдется пища и ценителям высокого искусства. Например, в зале, где накрыт парадный стол, друг напротив друга висят первоклассные портреты бабушки и внука: «Екатерина Вторая» кисти Иоганна Баптиста Лампи была столь образцовой, что впоследствии оказалась на сторублевых ассигнациях; в свою очередь, «Александр Первый», исполненный Джорджем Доу по новой моде, предстает в скромном офицерском облике с орденами европейских стран. Злые языки, наверное, не преминут заметить, сколь настойчиво нынешние музейщики заталкивают Екатерину в страшно нелюбимое ею Царицыно, но есть ощущение, что в этом году, к своему 290-летию, императрица в разных образах неминуемо будет курсировать по всей столице.
Естественно, с перенесением интерьеров Монплезира на подмостки Царицыно утерялся некий «гений места» — из дворца уже не выйдешь прямиком на Финский залив. Зато московский проект дал возможность разобраться в том, в чем жители Первопрестольной всегда были сильны — в бытовых мелочах. Так, в одном из залов сымитирована голландская печка, каждый «изразец» которой оказывается своего рода шпаргалкой для приглашенного на царский обед. Вам популярно разъяснят, где искать свой куверт, что лучше заказать — миндальное бланманже или миндальные узелки и чем «винная передача» отличается от «водочной передачи». Последнее, кстати, имеет отношение к сосудам, а не к телевидению.
